Стенограмма беседы, состоявшейся 24 ноября 2012 г.
Приветствую вас, братья и сестры!
Продолжаем обсуждение животрепещущего вопроса, который сотрясает нашу эпоху и самые основы нашей жизни. Как я уже говорил в прошлый раз, женщина и мужчина обозначаются по половому признаку и пол — не что иное, как половина целого. Самый этот символичный термин — «пол» — указывает на внутреннюю нашу суть, от которой мы никогда никуда не денемся. У отцов не часто встречаются размышления на эту таинственную тему, например, у Максима Исповедника находим мы рассуждения касающиеся пола, но в целом это довольно редко. Суть вопроса в двух различных модусах проблемы; человек изначально был задуман целым — или же задуман целым в итоге, это сложная для богословия проблема. Исходя из этого искомого единства, в течение всего своего существования человечество стремилось и стремится к конечному воссоединению, и стремление это прекрасно выражено в продолжении рода, в котором человек может актуализировать идею Божию о половине, потому что соединение двух дает одного — ребенка. Испокон веков нашей истории каждый ищет свою половину, чтобы воссоединиться с ней и явить целостность во всей своей предметной ясности — ребенка ведь, эту единую производную двух половин, можно пощупать, вот он, кричит, смеется, радуется и горюет. Происходит это не без трудностей, потому что поиск своей половины, притирка с ней, осуществление единства при рождении нового дается трудно, как вы и сами хорошо знаете.
Однако только в нашу эпоху трудность эта стала запредельной. Не хочу сказать, что в Древнем мире, в Средневековье не было провальных семей, разводов и прочего, — было, но, скажем уклончиво и расплывчато, в виде меньшего количества случаев. Сейчас же это происходит системно и возводится в некий закон, легитимно живущий в условиях современного общества.
После первой лекции ко мне пришли просьбы уточнить тот период, когда вопрос об эмансипации и феминизме взлетел по экспоненте, что называется взорвался. Есть много версий этого — начиная с масонской (теория заговора, например, утверждает, что некая группа очень умных мужчин, заинтересованных в крушении устоев европейской цивилизации, научила женщин бороться за свои права и выпустило на арену таких как Роза Люксембург с ее 8 марта, этим феноменальным праздником, не привязанным вообще ни к чему, однако имеющим уникальное хождение в нашей стране, как ни в какой другой) и заканчивая банальной наукообразной версией, согласно которой в XIX веке в связи с ростом производства обозначилась нехватка рабочих рук и потому предприниматели и капиталисты стали привлекать женский труд. Такие версии вызывают только улыбку, потому что на поставленный вопрос они, если и отвечают, то по крайней мере, очень неполно.
Что могу ответить на акцентированный мне вопрос о сложении этого процесса в свою кульминацию?
Еще раз напомню, что в Средневековье вопрос этот никогда не стоял, а вот с Нового времени активизировался, вплоть до XIX века развивался и в полной мере возгорелся по наступлению технотронной цивилизации в XX столетии. Конечно же, он не мог иметь такой взрыв, если бы у него не было предпосылок. И первые ростки я отношу к эпохе Ренессанса, гениальной, противоречивой эпохе, когда личность в своем становлении прошла критические точки возврата и в самосознании себя вышла за рамки традиционных христианских ценностей. Вспомните, как Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу — все там голые, все! «Мы нагие пришли в этот мир и уйти должны обнаженными» — условно говоря, такова его философия. Капелла, конечно, поражает наше благочестивое воображение — с точки зрения православного человека такая физиологическая откровенность немыслима в храме. А вот на Западе в то время была мыслима. С художником соглашался сам Папа Римский, а значит, самосознание личности уже тогда претерпело изменения и вышло за рамки общехристианского понимания.
В качестве следующей важной составляющей ответа на наш вопрос следует обратиться к исследованиям П. Гайденко и многих других, которые говорят об огромном значении Реформация и Контрреформация для будущего нашей цивилизации. Колоссальный взрыв, произошедший в XVI веке, скрепы, которые на сознании людей тогда были, разрушил. Протестантизм — это сверхвзрыв, никакого сопоставления с нашим старообрядческим расколом (что иногда в критике встречается) не имеющий. Были вызваны к жизни процессы критичности, творческих поисков, пересмотров самих традиций, текста Священного Писания, отсечения их. Вы помните, что протестантизм отсек часть вероучения, так в частности Священное Предание, стал отрицать большинство таинств, и эти две кардинальные вещи изменили сознание человека.
И второе — Контрреформация, которую католики предприняли в ответ. Они сделали все очень умно: богословские исследования сопрягли с литургическими изменениями и литургической активностью, интеллектуальная богословская и литургическая деятельность у них перешли на совершенно новый уровень и именно поэтому они в целом-то и уцелели. Несмотря на, как мы говорим, прогнивший папский двор и другие проблемы, они нашли в себе интеллектуальные силы и практически не проиграли, то есть поровну разделились в конечном итоге. Вот эта-то интеллектуальная заряженность как одной стороны, так и другой изменила человека довольно серьезно. Некоторые исследователи вообще признают, что сама Европа и технотронная цивилизация во многом выросли из предпосылок Ренессанса, Реформации и Контрреформации.
К XIX веку самосознание, заданное христианством, менялось неуклонно. Этот динамизм, при всех отрицательных -измах, которые мы знаем, положителен сам по себе — он дает возможность движения, возможность, которая была использована. XX столетие, я думаю, войдет в историю мира нашего как одно из самых удивительных, потому что оно было наполнено кровью, техническими переворотами, революциями сознания и бытовой культуры — не культуры собственно, а именно бытовой, прикладной. Скачок в развитии произошел особенно после войны, в 50-60-е гг., да такой, что человечество до сих пор не осознало — что приключилось? Каким образом в XIX веке мы жили вот так, а потом — раз! — и все совершенно по-другому? Две войны, и первая, и вторая мировая, сыграли здесь свою роль. Перехлест страдания, кошмара, с остервенелой работой, потому что вся Европа и Россия просто вышли из себя, высосали из себя все ресурсы, перелопатили свое нутро, и явился катализатором этих вот грандиозных изменений. Чтобы проиллюстрировать их, приведу в пример высказывание одного английского футуриста, который в конце XIX века писал: «Если Лондон будет расти так же интенсивно, как сейчас, то к 20-30-м годам следующего столетия навоз достигнет второго этажа лондонских зданий». Представляете себе ту ментальность, да? А у нас сейчас одни машины перед глазами, одно железо, и проведи коня по улице — не слона, а коня! — все сбегутся смотреть.
Так вот, в результате этого развития, закончившегося экспоненциальным взрывом, мы имеем в XX столетии системные, оформленные, устойчивые и узаконенные явления эмансипации и феминизма. Дадим этим явлениям оценку, посмотрим их плюсы и минусы. С точки зрения православия получается очень несбалансированная картина — плюсов мало, минусов много. Плюсом можно назвать то, что в общественную и культурную жизнь ворвались дополнительные силы, которые веками копились, зрели в сфере семейной. Разве плохо, когда дополнительная энергия и мозги вливаются потоком в культурно-созидательную жизнь и насыщают ее, делают более оригинальной, интенсивной? Это как в армии: сражается один корпус, еле держится, к нему подходят еще два и вместе они прорывают фронт. Так и здесь: есть тлен жизни, есть что-то непознанное, что нужно осваивать, застраивать, и сюда дополнительные силы включаются. С одной стороны, это, конечно, очень хорошо, а с другой — эта вливающаяся энергия не всегда разумна. Есть поговорка: «От усердия офицерская вдова сама себя высекла». И здесь начинаются минусы. Какие же они?
Первый — нарушение миропорядка, устроенного испокон веков. Всякой системе бытия, стихийной или разумной, присуща иерархичность. Если система соподчинения нарушается, мера хаоса, беспорядка увеличивается и все конструктивные процессы замедляются. Мы с вами, православные, понимаем, что Бог устроил мир разумно, и раз Он установил в Эдеме соподчинение Адама и Евы, как мы говорим, реберное ее происхождение, то так и должно быть. А теперь оказывается, что в течение всей истории человечество неправильно понимало замысел Божий. Если вы почитаете какие-нибудь труды на затронутую тему, увидите, что для феминизма обычное дело переписывать Священное Писание на предмет половых определений: какой пол у кого и так далее в том числе и у Бога, Который, оказывается не обязательно мужского рода. То есть касаются Священного Писания и его корректируют, что является, говоря обывательским языком, — беспредел.
Второй минус следующий. Когда происходит перетекание дополнительных сил из одной сферы в другую, нужна конверсия. Когда наша страна вышла из советского периода, в ней остро не хватало мясорубок, утюгов, кухонных комбайнов и решили, что надо заводам, которые ранее строили танки и ракеты, совершить конверсию и выпускать мясорубки. Если помните, ничего у нас не получилось. Также и с телевизорами, музыкальными центрами и со всем прочим. Когда из одной сферы перетекают силы, не совсем предназначенные к этому в изначальной миссии, в другую, происходит перемешивание функционально не доведенных до ума объектов. Ведь по факту определенных интеллектуально-креативных возможностей две половины человечества у нас работают в разных модусах. Креативность женщины — это рождение ребенка, он у нее получается здорово. Креативность женщины в созидании Nissan Almera, согласно статистике, под вопросом. Мы не говорим здесь о частных случаях, о единицах выдающихся женщин, которые интеллектуально преуспели, а рассуждаем в более широком плане. Вернадский в 1942 году, если не ошибаюсь, когда все мужчины из его лаборатории были рекрутированы в армию, надеялся как-то заместить их, а потом писал (цитирую приблизительно): «Не могу понять — из всех лаборантов, которые у меня остались, работают только два, и оба они мужчины. Они тянут на себе все! Женщины не выполняют моих установок, я удивлен и обескуражен этим». Когда происходит перетекание заряженного эмоционально-чувственного материала на интеллектуально-креативную сферу, весь уровень понижается.
Еще одно соображение. Вспомним, что происходит при перемещении людского резерва это еще и огромный приток психической энергии. При сопоставлении мужчины и женщины следует заметить, что психический, энергетический заряд у женщины много больше, она более сильный организм, биологически более живучий по родовому признаку — ведь ей надо выкармливать, вынашивать и сохранять во что бы то ни стало свой род. Когда нужно защищать ребенка, эта энергия работает. Если змея подползает к колыбели, то нужно змею просто разорвать и не медлить ни в коем случае. А вот в других ситуациях, менее свойственных женщине, внутренний порыв может развернуться столь неуемно, что принесет больше вреда, чем пользы. Ведь общественная, социальная жизнь требует очень большой выдержанности и баланса противоположностей необыкновенного…
Другой минус связан с семьей. Понятно, что перешедшие с семейного поля на другое женщины освобождают место, которое, по логике, дОлжно бы занять мужчинам. Но мужчины желанием таким не горят, да собственно и не умеют и вот поле остается свободным, образуется гибельный вакуум, ведь семья — это первичная социальная ячейка, малая Церковь, основа основ и кирпичик, на котором стоит все здание общества. Это институция хотя и древняя, но необычайно уязвимая, потому что полноценное ращение детей — дело трудное, чрезвычайно неустойчивое. Как только дисбалансы какие начинаются, страдает в первую очередь семья, а затем и все остальное общество. Меня поражает обилие заваренных на психиатрии голливудских боевиков, в которых некий преступник режет всех нещадно, а потом выясняется, что жестокость эта из детства — озверевший отец убил на его глазах мать, и оттуда все пошло. Красной нитью во многих произведениях проходит мысль о том, что частные проблемы семьи приводят к страшным трагедиям в социальной жизни. Во все времена понимали это, понимали хрупкость семьи и хранили ее как самую большую ценность. Все религиозные устои были направлены на то, чтобы семью поддержать.
Приведем пример нашего Отечества. У нас была очень тяжелая история. Перечисляем: междоусобицы домонгольского периода, кончившиеся тем, что в битве на Калке князья из-за разобщенности не смогли победить и на них попросту постелили бревна и пировали; потом татарское нашествие с тем же симптомом разобщенности; Смутное время; 1812-й год; затем мы погружаемся в марксизм, который, как и Орду, мы на себя приняли, и переваривали его все XX столетие с двумя войнами. Несмотря на все это ко второй мировой мы подошли в достаточно хорошем состоянии в плане этноса, его численности. Проблема с этносом обозначилась только у маршала Жукова в 45-м году. Я брал консультацию у специалистов Музея Советской Армии, так вот они сказали, что к 45-му в Сибири все деревни были вымыты подчистую рекрутизацией населения в ряды Красной армии. Конечно, если на одного немецкого солдата семерых наших положить — о каком этносе может идти речь? Но дело в том, что после испытаний ордынских, польских, французских и прочих этнос восстанавливался. А вот после 45-го мы так и не восстановились. Почему, в чем здесь проблема?
В изменении самосознания семьи. Современная женщина, имеющая 3 детей, считает себя матерью-героиней, думает, что ей нужно колодочки с наградами на грудь вешать — и непременно за каждого ребеночка. Моя бабушка на рубеже XX столетия имела двенадцать детей, и это было нормально. Почему стало ненормально потом? Потому что убрали из сознания семьи главный ингредиент — православие, а коммунизм, при всей своей мощи, не имел жизненности и не смог предложить ничего взамен.
В результате мы имеем такие страшные явления как матери-одиночки. В XVIII–XIX веках ребенок, воспитывающийся такой матерью, назывался «незаконнорожденным», «бастардом». А сейчас это обычное дело. «Зачем мне мужик, которого нужно кормить, мыть, когда он напьется? Да я сама детей спокойно воспитаю», — размышляет женщина. А страшнее знаете что? Когда так думает мужчина. Как гордо великолепный Криштиану Роналду (известный футболист), о котором мечтают женщины всего мира, стоит с сыном от суррогатной матери! Действительно, а зачем Роналду жена? Чтобы она сразу в суд пошла и половину имущества у него отрезала?..
Но отойдем временно от социально-общественных и политических срезов, на которых мы видим большие осложнения, и перейдем к другому аспекту — религиозному. В Церкви женское начало действительно оставалось в тени в течение многих столетий (хотя я и говорил в прошлый раз, что в христианстве была попытка проявить женское начало, введя институт диаконис). А потом позднее, как мы упоминали, изменение личностного самосознания спроецировалось и на Церковь уже в совершенно новых условиях. Снова обратимся к Реформации, именно здесь случился большой сдвиг, связанный с женским священством. Протестанты пересмотрели все традиционные устои, оставили себе всего два таинства — Крещение и Евхаристию. Таинства Священства у них попросту нет. И сакрально-литургического понимания ветхозаветного канона нет и мы знаем к чему это привело. В нашей Церкви все по-другому. В связи с исторически консервативным укладом, в период империи никаких предпосылок к пересмотру даже отдаленно не возникало. Позднее, до середины XX века границы для нас были непересекаемы из-за политических обстоятельств. Потом положение внезапно изменилось, после 50-х гг. было принято решение Церковь выпустить, и вот тогда, в августе 59-го года, мы впервые поехали участвовать во Всемирном Совете Церквей. Это была чисто экуменическая институция, в которой мы состоим до сего времени. А тогда, только на эту арену выглянув, мы лицом к лицу оказались с непривычными для нас инстанциями вроде женского священства. Оправившись от шока, стали размышлять, но какой-то официальной доктрины так и не выработали. Видимо, сказалось советское засилье, когда боялись сформулировать саму эту идею, потому что ее нужно было согласовывать, а согласование с советскими властями проходило сложно — у них свои задачи были, и разбирательство в вопросах женского священства в них никак не входило. Тогда даже преподавательниц Духовной Академии называли «служителями культа». Объяснить что-то было совершенно невозможно.
Но хотя официальной доктрины выработано не было, кулуарно позиция все-таки сложилась. Звучит она, как я бы определил, как апологетически-богословская и антропологически-социальная. Было признано, что вопрос этот не догматический — мы же Символ веры читаем и ничего по теме там нет, — но он близок к догматическому, потому что в тексте Священного Писания черным по белому ответ прописан. Читаем Первое послание святого апостола Павла к Коринфянам, главу 14-ю, стих 34-й: Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Да молчат — что это, как не запрет на проповедничество? Когда я еще учился в Академии, один мой приятель на конференции в Босэ высказался по поводу женского священства, сославшись на апостола Павла, и получил изумительное возражение: «А Павел был отсталым и не понимал в современном положении дел ни-че-го». Заявила это пасторша-негритянка. Помните, я говорил вам о вот этом слабом понимании сакраментума литургического плана, когда священность литургического пространства ослаблена и канон ветхозаветных книг сакральным тоже не признается — интерпретируй как хочешь? У нас же не уйдет из закона ни йоты, это строго. Поэтому, исходя из текстов Священного Писания, у нас другого выхода просто нет, как рассматривать женское священство невозможным.
Здесь нужно сказать пару слов о пасторстве, с которым связано понятие управления, власти. Мужчины не выдерживают испытание «медными трубами» власти, это ясно. Но у женщин, по слухам, это еще хуже. Например, епископы были женатыми в ранней христианской Церкви: Петр был епископом Рима и имел тещу — «теща Петрова в горячке», помните? В Священном Писании так и сказано: «Епископ — единой жены муж». А теперь мы имеем епископов только монашествующих. С чем это связано? С претензией на власть епископш, владычиц. На Соборе просто постановили, что при таком положении невозможно работать. Нельзя со счетов сбрасывать определенные психологические кондиции, антропологическо-социальные свойства — недостаточность холодной рассудительной логики, непоследовательность, антиномичность, самовольство женского ума. Главный признак православия — соборность, когда приоритет навсегда за голосом Церкви закреплен. Женщины не всегда хотят этот голос слушать — это зафиксировано в истории раннего христианства, когда огромное количество ересей плодили женщины. Вот почему апостол и говорит так жестко: В церкви женщины да молчат.
Из этого можно сделать вывод: все феминистские тенденции в церковной среде по большей части сказываются в тех деноминациях, в которых культ Богоматери сильно ослаблен — возьмите англикан, протестантов, лютеран, баптистов... Где стоит Она твердо и высоко, там все подобные тенденции сходят на нет. Мне кажется, что образ Богоматери — самый большой панегирик женщине. Пример Ее жития уникален. Мы наблюдаем в Ней синтез чистого разума, стальной воли, самообладания, смирения и кротости — и это вместе с огромной динамикой созидания, потому что тот труд, который Она заставила Себя проделать, когда Ее Сын, неповинный, безгрешный, истекал кровью на Ее глазах, и Она не убегала, не закрывалась, чтобы не видеть этого, но стояла подле — это непостижимо. Она все выдержала, и это говорит о гигантской внутренней работе и динамизме. Несмотря на то, что жизнь Ее земная прошла по нашим параметрам незаметно, Богоматерь у нас занимает место выше всех мужчин. Конфигурация нашего жития, все строение его задано нам Богом, и Она занимает в нем верхнюю планку — выше Херувимов и Серафимов. Это поразительно. И у тех этносов, которые с почитанием к Ней относятся, комплекс женской неполноценности отсутствует. Сразу снимается вопрос о несправедливости, притеснении, о том, что кто-то кому-то недодал. Получается, что высота положения для женщины задана: есть Она и есть много женщин, и преподобных, и равноапостольных, рядышком с Ней. И в этом смысле направление уравнительности, конкуренции, подражательности связаны только с честолюбием, и это печально, потому что феминизм у нас именно этими чертами и отличается.
Надо сказать, что в русском православии дисбаланс между функциями мужчины и женщины действительно наблюдался, когда женщин даже на клирос раньше не пускали. Но этот опыт стихийно был учтен и практически полностью компенсирован в XX столетии, что было обусловлено не только духовной работой мужчин, но и политическими событиями. Мы слишком хорошо знаем, что в период двух мировых войн, коллективизации и голодоморов, мужчин всех либо перерезали, либо выгнали из храма и они потом струсили туда вернуться в советский период, и остались в храме только женщины, которые взвалили на себя всю тяжесть, но и всю честь. Я часть своей жизни провел в церкви советской, много ездил по приходам и видел их активы — кто староста, кто псаломщик, регент, кладовщик. Везде функциональная наполненность женского начала с лихвой была использована. И используется по сей день — активность и должностная применимость женского начала, его апостолат, как католики говорят, в православии на должном уровне в смысле своей востребованности. В нашем храме, например, это осуществлено в преподавательском образовательном, миссионерском, административном, социальном ключах.
Какие мы можем сделать выводы? Очень непростые, потому что мы имеем феминизм как факт и должны признать, что у его претензий основания есть. Есть и тяжелые последствия. Во-первых, ни в каких других религиях таких проблем не существует — ни в индуизме, ни в мусульманстве, ни в иудаизме, ни в буддизме. Только в христианстве. Отсюда просматриваются два сценария возможного развития событий. Есть вероятность того, что западная цивилизации заразит феминизмом индуистский анклав, мусульманский и другие, они проведут либеральные реформы, сознание изменят, увлекут своим примером, и возможно (такая вероятность не исключена) затем разложатся, и окажутся перед разбитыми горшками. По вопросу конечного разложения от возрастающего влияния феминизма, конечно, много вопросов и не все с этим согласятся. Напротив, скажут, что только это и приведет род человеческий к прогрессу. Мне представляется, исходя из традиционалистских позиций, что облагораживания и повышения культуры в обществе не произойдет, но возобладают только регрессивные тенденции. Однако здесь я не буду обсуждать этот довольно сложный вопрос, требующий дополнительного времени, поэтому обращусь ко второму варианту.
Так вот, приведенная модель представляется маловероятной, второй же вариант говорит, что все придет к масштабному столкновению между этими культурами, религиями и мы вполне можем потерпеть поражение. В частности в нашей стране уже есть характерные примеры. Первая и вторая чеченские войны показали, кто есть кто, — наша слабость очевидна, хотя мы пока и превосходим технически и численно. Поэтому, мне кажется, в дальнейшем расклад сил будет не в нашу пользу. Если мы, конечно, не предпримем каких-нибудь мощных разрушительных ударов, которые нам же потом и отзовутся. В этом я не вижу перспективы.
Перспективу вижу в личности Богоматери. Мы справимся с ситуацией, с честью выйдем из нее, если примем парадигму жизни Божией Матери за основу, если усвоим Ее конкретный исторический опыт, являющий нам удивительный пример воли, ума, созидательной динамики — при удивительном смирении и кротости. Если мы примем этот совершенный пример и будем следовать ему, если наши женщины будут учитывать его, то у нас проглянется план дальнейшей истории жизни человечества, но при существующих данностях психологического настроя огромного большинства населения, такая вероятность видится с большим трудом. На этой пессимистической ноте мне хотелось бы закончить. Благодарю за внимание.