Церковное пение

Как известно, церковное пение занимает одно из центральных мест в православном богослужении. Вместе с возрождением Церкви мы видим и возрождение традиций русского церковного пения. Большое внимание уделяется ему и в нашем храме. На эту тему мы побеседовали с настоятелем нашего храма прот. Валентином Тимаковым и регентом Рубеном Маратовичем Мурадяном.

— Батюшка, наш храм отличается многочисленностью хоров, у нас и профессиональный хор, и три народных хора, и хор алтарников. Расскажите, пожалуйста, откуда в нашем храме взялась эта традиция и есть ли корни этой традиции в истории церкви?

— Во-первых, я хотел бы сказать, что наше хоровое хозяйство вовсе немногочисленное, а напротив, очень бедное: у нас нет практически ни одного полноценного хора, это наша беда. Но модель многих хоров донесена мной и выдержана во время всего моего служения. Представление о том, каким должен быть хор, сформировалось еще в те времена, когда я был студентом, потом иподьяконом. Именно тогда возник определенный комплекс идей, которые коренились в понимании народа Божьего как царственного священства, являющегося действующим лицом на службе.

 Мне всегда была далека идея двух планов: одного действующего и другого созерцающего, бездеятельного начала. Это мне всегда претило, потому что Евхаристия как общее дело предполагает Церковь, которая ее совершает. Поэтому в моих представлениях изначально было заложено, что каждый обязательно должен быть деятельным участником. И это как раз реализовалось в моем служении практически с первых лет. Другими словами, у меня не было идеи создавать и вырабатывать особую культуру пения, она всегда бывает качественно ограниченна, по-другому не может быть. Я сам вырос и был воспитан в среде московских храмов, в которых основными параметрами действующего богослужения были, безусловно, профессиональные хоры из 15-20 человек, но это были люди глубоко выделенные из этой среды. Они действительно представляли собой высокую культуру, но при этом не имели никакого отношения к евхаристическим моментам, к Литургии как таковой, к молитвенному действию в храме. Это мне очень глубоко запало и провело черту в сознании. И я этому противодействовал в течение всего своего служения. Поэтому я старался примечать тех, кто не просто заходил в храм на какое-то время, а непосредственно воспринимал храм Божий как свой дом. Я понимал их, как действующих, и они должны были действовать. И не просто стоять у подсвечников (это, конечно, тоже дело, и оно очень почетное и важное), но есть более серьезное, более существенное участие — это участие в молитвенном распеве. Это вполне выполняется по своим изначальным предназначениям и, на мой взгляд, выражает причастность человека к совершаемому здесь Таинству. Поэтому всякий приходящий, независимо от своей культуры владения голосом и слухом увлекал в молитву, прежде всего. Это касается и алтарников, и всех прихожан, которые находятся в храме. Они распределялись произвольно по клиросам, чтобы организовать это дело более правильно, более стройно, конструктивно. Но и этим не исчерпывалось. Кстати, в предшествующем приходе, где я служил, помимо хоров, очень активно привлекался народ, стоящий в храме, который не хотел даже участвовать в хорах. Он вовлекался через пение. Существуют стандартные песнопения «Верую» и «Отче наш», но кроме них и все ектеньи, которые произносит дьякон, распределялись уже не на хоры, а привлекался сам народ. В моем видении поющий храм является совершителем Таинства не только мистически, потому что все так или иначе действуют, нет такого верующего, который приходил бы в храм и не действовал, но здесь Таинство становится более опредмеченым и для самого поющего более ответственным. Моя идея насытить хоры максимально, чтобы они были очень большими, даже в ущерб качеству. А с максимально многочисленными хорами, которые не имеют музыкального образования, просто ничего не сделаешь, поэтому я остановился на обиходе.

Это моя семинарская практика, где я встретился с таким правилом, которое утвердило мое представление, когда практически все приходящие семинаристы распределялись по хорам. Ясно, что 60% их них были без слуха и голоса и 40% — с какими-то данными. И тем не менее все 100% распределялись по хорам и учились пению. Даже глухие и бесслухие находили применение. Именно таким образом эта идея воплощается. И она, на мой взгляд, воплощается еще довольно вяло, необходимо пробудить в людях еще большее литургическое чувство. Но при этом я не оставляю идею высокой культуры певческого мастерства, которая на Руси всегда была (это раз) и которая в ХХ веке достигла своего большого совершенства, потому как коллективы сорока трех храмов Москвы, действующих в течение советского времени, состояли из профессиональных певцов, которые могли исполнять сложные вещи. И эти позиции сдавать я тоже не собирался, не хотел. Поэтому один профессиональный квартет у нас все же есть. Окружающие хоры должны слышать классический пример того, как надо петь и к чему стоит стремиться, и подтягивать свою культуру к этому уровню, тем самым раскрывая для себя перезвон музыки. Я за музыкой вижу огромную силу, язык необычайной мощи, бездонных смыслов, которые работают куда лучше, чем наши словесные средства. Я сколько раз убеждался, что через музыку человеку открываются необычайные дали и смыслы. И здесь задумка такова, что, прикоснувшись однажды к этому лону и раздвинув эти горизонты, человек открыл бы для себя новый мир. Почему в эстраде он может это сделать? Рок-концерты собирают огромное количество людей, которые просто «фанатеют», посмотрите, что там творится. Они могут, а мы не можем, да? И это при условии, что как раз там периферия культуры. У нас центр. И посмотрите, какие энергии там раскрываются. Поэтому если открывается для общей социальной среды в самом ее усредненном типе, такие энергии раскрываются. Кинчев какой-нибудь выходит на сцену и начинает там. Все просто заводятся, я не знаю как. А мы с вами далеки от этого, и это очень горько. Поэтому я стараюсь открыть людям глаза, которые совсем в эту сторону не смотрят. Здесь предполагается очень большая теоретическая работа. Надо много рассказывать. Мне, в частности, очень нравится передача Михаила Казиника с Алексеем Ботвиновым по радио «Орфей». Они предприняли возвращение музыки. «Все старое о главном» — так они это озаглавливают и вместе с поэзией удивительно раскрывают музыкальный материал. В этом плане по православному осмогласию, знаменному распеву надо, конечно, работать. Здесь очень много материала, который может быть активизирован, поможет понять верующему многое в Литургии, в суточном круге богослужения как таковом, углубить его представления необычайно. Вот круг моих задумок, представлений, которые понуждают меня вновь и вновь обращаться к людям, которые совершенно не расположены к пению и никогда не рассчитывали этим заниматься. Очень много примеров, когда они были очень благодарны и признательны за то, что это все произошло в их жизни, они как бы прибавили измерений в своих представлениях.

— Правильно ли я понимаю, что конечная цель — это привлечь весь народ, стоящий на Литургии, к богослужению, а именно, к пению во время богослужения?

— Да, это абсолютно верно. Именно эта идея и есть основная задача. И она реализовалась в Одессе 80-х гг. митрополитом Сергием, когда в храм в два или три места спускались подготовленные специалисты с тремя помощниками, которые начинали петь даже какие-то достаточно сложные произведения, а весь храм, весь собор помогал. Это производило впечатление неотразимое, поскольку спеть всем храмом сложные произведения (относительно, конечно, сложные) — это было совершенно непостижимо. Но идея была отчасти реализована. На самом деле это то, к чему надо стремиться — чтобы весь храм пел и молился именно так.

— Храм как квинтэссенция всех видов искусства (архитектура, живопись, музыка) не может лишиться такой важной составляющей, как качественное церковное пение. Не случится ли так, что отдав на откуп народу петь такие сложные места Литургии, как Евхаристический канон, жанр церковного пения просто сойдет на нет?

— Да, эта угроза очевидная, потому что за этим в конечном итоге может стоять вырождение. Конечно, основная масса не может претендовать на высокую культуру акапельного пения без сопровождения, поскольку это может привести к определенному усреднению. Эта угроза огромная. И поэтому эталон, конечно же, должен быть. Более того, в своем замысле я думал, если у меня получится насытить хоры и привить им любовь к службе и всеобщей молитве, то перейти на создание самого хора специалистов. И этот хор должен быть достаточно внушительным, классический пример должен быть на очень высоком уровне. Это обязательно требуется, иначе произойдет так, как у нас было в советский период, когда пытались поделить все между всеми и уравнять. Это привело, конечно, к понижению культуры. В истории это имеет место, поэтому Вы совершенно справедливо задаете этот вопрос со всей мерой озабоченности. Если мы пойдем по пути наименьшего сопротивления (обиход — это, конечно же, прекрасно), но когда один только обиход в течение столетий и тысячелетий, то здесь и возникают вопросы. И тут, конечно, и А. Архангельского, и М. Березовского, и П. Чеснокова вспомнишь. Здесь имеет смысл иметь на приходе свою отдельную работу. Когда литургическая жизнь переполняет всех, то можно заниматься не только спевочным материалом, подготовкой к Литургии, но и культивированием акапельного пения, сольными произведениями, которые пропеваются на праздники вне богослужения. Это может быть той нишей, которая максимально вбирает в себя тот уровень высокой культуры, который в истории уже проявился. Мы имеем XIX век, культуру партесного пения. И надо сказать, что XX век, несмотря на наше несчастье, на мой взгляд, усилил тот уровень XIX века, которым мы привыкли восторгаться. То, что я слышал в записях профессиональных хоров, какие-то архивные записи, пусть они неполноценно звучат, но все-таки по каким-то признакам я вижу, что светские хоры Москвы и Ленинграда (это Чернышенко, Свешниковский хор, Юрловская акапелла, это хор Минина) тогда достигли высочайшего уровня и, на мой взгляд, еще больше подняли планку. И мне кажется, что нам надо двигаться именно в этом ключе и не забывать этого важнейшего сегмента.

— Безусловно, церковное пение — это одна из важнейших составляющих богослужения, но не произойдет ли того, что, если клирошане чрезмерно увлекутся музыкальной стороной, оно превратится в концертное пение, и молящиеся во время службы будут сосредоточены на музыке, а не на молитве?

— Я уже отчасти ответил на этот вопрос. В этой своей модели я вижу, что необходимо организовать факультативные занятия по акапельному пению с привлечением специалистов и устраивать праздничные вечера. Почему бы на Пасху вечером не собраться могучей группе в 60 человек и перед праздничной трапезой не исполнить ряд песнопений на высочайшем уровне? Не во время богослужения, я повторюсь. Нужно соблюдать баланс и помнить о тех перекосах, которые в XIX веке уже имели место, не пытаться их выправить. Здесь надо быть очень строгим, очень дисциплинированным и всегда иметь концепцию совмещения собственно духовного, молитвенного, и культурного, что периферийно, но имеет свое значение. Думаю, что вот так и надо двигаться. Хотя какая-то доля этих праздничных партесных песнопений может, конечно, присутствовать в богослужении, не перегружая его вполне. Здесь и разнообразие, и оригинальность может быть. Резюмируя вышесказанное, хочу отметить, что опыт поколений наших отцов дает нам пищу для анализа, он достаточно богат материалом, его достаточно много, и мы должны, проанализировав, сделать соответствующие выводы и создать сбалансированную концепцию собственно молитвенного, духовного делания и высочайшего искуса, который нельзя терять, а также методы и способы его реализации.

Рубен Маратович Мурадян, главный регент храма, преподаватель церковного пения в Воскресной школе для взрослых

— Рубен Маратович, расскажите, пожалуйста, об особенностях хоров в нашем храме.

— Прежде всего, особенность состоит в том, что хоров много. В ней участвует в большей или меньшей степени полнота нашей общины, нашего прихода. У нас есть правый хор, немногочисленный, но состоящий из профессионалов, который является на нашем уровне образцом для подражания. И есть несколько «народных» хоров, в которых участвуют активные прихожане, которые чаще всего не имеют музыкального образования и научились петь здесь, в храме. Это второй хор, которым руководит Татьяна Владимировна Королева, четвертый хор, которым руководит Наталья Сергеевна Титова,  и пятый хор, которым руководит Ольга Александровна Бородулина. Взаимодействие этих хоров вместе с первым хором, правым, которым руководит Елена Николаевна и хором алтарников — это есть полнота нашей общины. Хор алтарников выделен отдельно. Алтарь не может петь всю службу, он участвует в некоторых моментах богослужения, что связано с традицией Русской Православной Церкви пения духовенством. Таких моментов несколько: это Трисвятое на Литургии, это кондак, тоже на Литургии, это «Сподоби, Господи» на всенощном бдении, это тропари в конце вечерни, это чаще всего тропарь «Богородице Дево, радуйся». Также традиция нашего храма — это исполнение малого славословия в начале утрени. Кроме того, алтарь берет на себя песнопения Евхаристического канона, например, «Милость мира», «Достойно есть» или Херувимскую песнь. Это основной круг песнопений, в которых участвуют алтарники. На больших праздниках алтарь также берет на себя исполнение наиболее значимых песнопений и очень часто исполняет их на запричастных, когда в алтаре причащается духовенство. В это время или читаются молитвы ко Святому Причащению, или поются песнопения, посвященные данному празднику или событию.

— Откуда взялась такая традиция — петь несколькими хорами?

— Традиция петь несколькими хорами появилась в нашем храме более 7 лет назад, кода настоятелем был назначен о. Валентин Тимаков. В предыдущее годы его служения в селе Игнатьево под Москвой в его приходе сложилась традиция пения всем приходом. Там было два больших хора, хор алтарников также был. Когда мы пришли сюда, здесь уже был правый хор, он так и остался. Кроме этого, стал возникать второй хор, которым руководила Ирина Геннадьевна Герасимова, теперь им руководит Татьяна Владимировна Королева. Впоследствии, когда желающих обучаться пению прибавлялось, возник сначала четвертый хор, а затем и пятый. Так постепенно возникло такое количество хоров. Они продолжают пополняться.

— Каковы перспективы дальнейшего развития пения в нашем храме?

— Хотелось бы существенно улучшить качество исполнения песнопений, повысить культуру песнопений, выучить новые песнопения, конечно, привлекать новых людей, потому что, естественно, приход не может стоять на месте, возникают новые люди. Да и многие из тех, кто сейчас являются активными прихожанами и еще не начали петь, — это тоже фронт нашей работы, и мы надеемся с ними поработать.

— Большое спасибо за ответы на вопросы!