Основное богословие. Мировоззренческие основы православного сознания, эпоха трансгуманизма и ее вызовы. 30 октября 2013 г.

В рубрике «Открытый урок в воскресной школе» новый материал — о лекции протоиерея Валентина Тимакова по основному богословию. Тема — «Мировоззренческие основы православного сознания, эпоха трансгуманизма и ее вызовы».  Предлагаемый вашему вниманию текст создан на основе материалов урока от 30 октября 2013 года, который отец Валентин провел на первом курсе воскресной школы, и значительно расширен дополнительными материалами.

Слово лектору.

— Начиная развивать наши взгляды по затронутому предмету «Основного богословия», мы должны обратиться к базовым установкам духовного мира человека в их познавательном аспекте. Из чего они состоят? Мы должны принять во внимание мировоззренческую составляющую и понять для себя, какое место занимает этот вопрос в нашем сознании. Ближайшее понимание этого компонента нашего мышления предполагает взгляд на мир, т. е. воззрение на окружающую реальность во всей ее полноте. Реальность вокруг нас может восприниматься, да и воспринимается, довольно разнообразно и зависит от многих факторов: от конкретного района проживания до более широкого и объемного восприятия действительности. Последнее, в пределе, предполагает оценку реальности в полном ее смысле и, по существу, так это и происходит чаще всего. Сколько бы усеченно не воспринимался окружающий мир, чаще всего разум стремится охватить все окружающее в целостности и полноте. Это не связано с мерой информированности или просвещенности сознания — оно здесь выполняет второстепенную роль, поскольку человек apriori стремится к максимальным обобщениям, оставляя место анализу либо на более поздней стадии, либо совсем его опуская. Критическая раздробленность сознания, все делящая на субъект и объект, выступает в качестве более поздней стадии познания, в основе же лежит, повторим, целостная ориентация.

Итак, взгляд на мир предполагает стройную или не очень, но для самого субъекта вразумительную, картину мироздания, т. е. — то, что оно собой представляет и на каких основах зиждется. Можно много говорить о том, где располагаются те или иные города, озера или реки, размышлять о местоположении гор и долин, пытаться понять законы различных физических процессов или химических реакций, но, в конечном итоге, сознание, восходя от одного положения к другому, всегда будет упираться в ряд конечных вопросов о природе сущего.

Дойдя до определенного момента, человек встает перед рядом «пограничных» вопросов, по своей качественной принадлежности не претендующих на конкретное разрешение. Другими словами, рассуждая о происхождении мироздания, мы ставим вопросы, выходящие за границы исследования, связанного с обычным перечнем эмпирических данных, ибо по своей природе они имеют метафизический характер и относятся к вопросам веры, а не знания.

Можно сказать по-другому: перед ищущим взором встает вопрос не только о составе и строении вещества мироздания, но о его происхождении, смысле и цели.

В этом случае мы получаем узел проблем, выходящих за рамки проверяемых, но основанных на принципиально иных предпосылках — на вере. Исходя из этого, в конечном итоге, мы получаем в истоках своих мировоззренческих установок вопрос о том, во что мы верим или в Кого мы верим.

— Но это ведь прописные истины, не требующие углубленного анализа и дотошного исследования?

— Все так, однако, вопрос оказывается не столь простым, как хотелось бы. Проблема в том, что познавательная особенность сознания Нового и Новейшего времени характерна акцентом на научном миропонимании, которое к вышеозначенному базовому положению относится скептически. В связи с этим нам диктуется необходимость обратиться к определенным явлениям окружающей жизни, с необходимостью затрагивающим наши насущные интересы. К таковым относится проблема феномена науки, практически полностью заполнившая все мировоззренческие лакуны. Приходится признать тот факт, что влияние научного феномена непереоценимо и захватывает в себя самые различные области, посягая даже на те, которые по своей внутренней сути выходят за границы его компетенции.

— Каковы следствия того, что феномен науки выходит за рамки своей компетенции?

— К сожалению, проникновение этой авторитетности науки действует на человека и на все человечество по-разному. Если для одних это реализуется на сознательном уровне, то для многих людей, далеко отстоящих по своему интеллектуальному роду деятельности от умственной тренированности, скорее — в области подсознательного, незаметного для внешнего наблюдения. Это, естественно, осложняет трезвую оценку масштабов воздействия науки как феномена на окружающую социальную среду, возводя его в культурологически-религиозное явление, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Зададим себе первый вопрос и спросим, о какой мировой социальной среде здесь идет речь, когда мы можем найти на земле массу регионов не то чтобы не владеющих пониманием научного феномена в его какой-то вразумительной степени, но и вообще не имеющих никакого представления о формах современной цивилизации? Действительно, достаточно взглянуть на огромные пространства нашего Зауралья, необъятные массивы Тибета и Востока в целом, включая Индию и Китай, Африканский континент, Ближний Восток и, отчасти, Южную Америку, то вопрос обретает вполне зримые черты. Наша, скажем, «политическая» карта будет изобиловать огромными дырами неучтенного пространства с населением, которое никоим образом не вовлечено в структуру, предлагаемую к анализу нашей системы цивилизации.

— Кто же тогда является носителем идеи и признаков существующей системы мировых отношений, названной нами технотронной?

— Видимо, необходимо сделать требуемое уточнение, поскольку понятие технотронной цивилизации — одно из главных для нас. По прямому признаку к ней относится Запад, во всем объеме этого широкого понятия. В настоящее время мы имеем устойчивую парадигму так называемого западного стандарта. Она подразделяется на ряд содержательных и количественных признаков. К содержательным относятся идея либерализма, демократических форм правления и культурно-научный потенциал, на котором зиждется идеология. К количественным характеристикам принадлежит другое — те мировые регионы, которые входят в состав понятия «Запад». Как это ни парадоксально, но географически они являют собой необычайно разбросанный вид. Так, собственно, зачаток всего явления содержит в себе Европа, ее восточная и западная части, Северная Америка, отчасти Южная Америка, Австралия, в полной мере Япония. Почти все перечисленные континенты и страны обладают одной единственной характеристикой — они все имеют своим идеологически-культурным базисом христианство. Не соответствует этому только Япония, которая удивительным образом сочетает в себе прививку европейского мышления на традиционалистскую почву. Как это получилось у Японии — разговор особый, не предполагающий развития темы в данных рамках.

— А какова западная ментальная парадигма?

— Согласимся, за ней стоят свои завоевания и очевидные (для этого типа) преимущества. К таковым относится устоявшееся понятие золотого миллиарда — людей приблизительно такого количества, способных привести свое счастье пред свои очи своими руками. В этом залог всех прочих преимуществ. Если ты свободен, как бы говорит правило системы, с деловыми руками и мыслящей головой, готов трудиться в поте лица для своего блага, то все тебе подвластно. Соответственно, такая группа людей занимает среди всего населения земного шара лидирующие позиции. Они являются творцами рационализации жизни, мировоззренческих представлений, законодателями мод во всем многообразии социальной и культурной деятельности. Остальной мир в той или иной мере следует за авангардом и находится под его полным влиянием. (Оставим в стороне обсуждение проблемы о малой горстке людей, заваривающих общую кашу и снимающих сливки со всего остального населения земного шара. Представляется, что такая постановка вопроса является чрезмерным его упрощением).

В этом контексте измеряется весь мир во всей его геополитике, культуре и экономике. Считается, что данной модели мироустройства нет альтернативы и она (модель) победоносно творит свою будущую историю, т. е. технотронную цивилизацию. Все это мы говорим к тому, чтобы выяснить основной нерв, приводящий в действие подобное мирочувствие. Таковым, безусловно, является феномен науки, о котором мы сказали в начале нашего анализа. Именно наука явилась тем фундаментом, с которого идет столь своеобразное изменение интеллектуально-культурной физиономии западного человека.

— Какие еще особенности есть у мировоззренческой парадигмы нового сознания?

— Просматривая ее более подробно, скажем, что в основе миропорядка заложены эволюционные процессы от простого к сложному, все более и более совершенствуясь, они ведут свое восхождение к некоей условной вершине. Эволюционность считается свойством природы, что наблюдается в истории нашей планеты, когда в отдаленные времена зачинались молекулярные структуры. Плазменное состояние постепенно переходило в более организованную неорганическую материю с молекулярным строением вещества. Затем настал черед органической материи. Это был качественно совершенно иной этап эволюции, открывший эпоху homo sapiens и феномен необъятного масштаба — разум. Эта эпоха явила миру много как хорошего, так и плохого, много было сделано великих открытий (законы классической механики, квантовая физика поля, теория относительности…) и великих потрясений вроде угрозы существованию земного шара.

Все это хорошо, но в настоящий момент возникает вопрос, открывающий проблему с совершенно иного ракурса, — не приходит ли время витку спирали мировой эволюции сделать новый энергетический выброс? Иначе говоря, не миновал ли час протеиновых существ, и не следует ли им уступить место кибернетическим или кремниевым существам? Стивен Хокинг так и говорит: «Я не верю в научную фантастику вроде «Похода к Звездам», когда людей представляют спустя четыреста лет такими же, как сейчас. Я думаю, что человеческая раса и ее ДНК будут наращивать сложность весьма быстро». Стивен Хокинг считает, что эволюция увеличивает свой темп: «…в течение первых двух миллиардов лет скорость нарастания сложности должна быть порядка одного бита каждые сто лет. Скорость увеличения сложности ДНК постепенно росла вплоть до величины около одного бита ежегодно в течение нескольких последних миллионов лет. Но теперь мы находимся в начале новой эры, когда у нас появилась возможность увеличить сложность нашей ДНК, обгоняя биологическую эволюцию».

Есть и другие заявления известных ученых и мыслителей, считающих всю предшествующую историю человечества всего лишь предварительной фазой, подготавливавшей почву для торжества технической цивилизации и идеалов трансгуманизма.

— А можно сказать особо об этом направлении (когда всю предшествующую историю человечества считают подготовкой торжества технической цивилизации и идеалов трансгуманизма)?

— Да, об этом направлении следует сказать особо, поскольку именно здесь фокусируется идеология эволюционного будущего модели прогресса.

Термин трансгуманизм (буквально — transhuman, переходный человек) был предложен основателем ЮНЕСКО Джулианом Хаксли в 1957 г. Затем, во второй половине ХХ столетия, это явление по нарастающей сформировалось в систему взглядов по всему цивилизованному миру, Европе и США. В настоящее время существуют две международные трансгуманистические организации — Институт экстропии и Всемирная Трансгуманистическая Ассоциация. Опираясь на научные данные и прогнозы, это направление «признает возможность и желательность (некоторые трансгуманисты добавляют: «необходимость и неизбежность») фундаментальных изменений в положении человека». Среди этих изменений — борьба со страданиями, старением, дефектами физическими и умственными и, в пределе, победа над смертью. Какие способы предполагаются для этого? «Молекулярная нанотехнология обладает достаточным потенциалом, чтобы создать изобилие ресурсов для каждого человека и предоставить полный контроль над биохимическими процессами в наших телах, позволив нам избавиться от болезней».

Итак, авторы, придерживающиеся трансгуманистических взглядов, рассматривают прошлое человечества, как во многом ошибочный путь, лишь предварительную фазу, подготавливавшую почву для места технической цивилизации и мировоззрения будущего. А. Лазаревич в своем сочинении «Генератор желаний» пишет: «Тысячелетиями сторонники социально-психологического решения проблем, все эти моралисты и философы, пытались изменить жизнь людей, вгоняя ее в прокрустово ложе некоего идеала — морального или социального. Они пытались создать какого-то "нового человека" — либо путем морального самоусовершенствования, либо путем переустройства общества, либо тем и другим вместе. Все эти проповедники всегда представляли себя радетелями за благо человечества, этакими гуманистами, но они никогда не были способны принять человека, всего человека, таким, каков он есть. Они пытались разъять человека на "хорошую" и "плохую" половины, абсолютизировали, возводили в идеал одни качества, и отрицали другие. Они пытались изменить человеческую природу, и потому их усилия были обречены на провал.

Техника же всегда принимала человека целиком, таким, каков он есть, и находила разумный компромисс между интересами общества и эгоизмом индивида. Соединяла несоединимое. Насыщала волков, оставляя целыми овец. Одним словом, делала невозможное возможным. Среди движущих сил развития техники всегда были и лень, и зависть, и жадность и стремление к могуществу — так же, как и любознательность, и сострадание ближнему. Сила техники в том, что она не отрицает человеческую природу, а опирается на нее. Только так — не отрицая человеческую природу, а признавая ее всю, — можно внести по-настоящему глубокие и прочные изменения в жизнь людей. Не надуманный идеал, а действительные наклонности людей — вот единственный реальный источник развития.

— Движение же к идеалу раньше или позже оборачивается обманом — ханжеством, лицемерием и стремлением выдать желаемое за достигнутое. И такой конец неизбежен, ибо желаемое нереально, а нереально оно потому, что противоречит природе человека. Вот почему на протяжении истории то здесь, то там на земном шаре вспыхивали новые идеалы, зажигали, вели за собой людей, но через несколько поколений тускнели, меркли и долго потом тлели, поддерживаемые бюрократическим аппаратом, рожденным в ранние годы идеала для его охраны и поддержания. (Т. е. в те годы, когда идеал, казалось бы, меньше всего нуждался в охране).

Тысячелетиями учения и философские системы рождались и умирали, а техника неумолимо продолжала развиваться. Предбарьерные эпохи замедляли ее развитие, но она преодолевала барьеры. В основном это происходило благодаря влиянию противников, находившихся по другую сторону барьера. Но нынешняя предбарьерная эпоха — особая. По другую сторону барьера находится Космос, которого нам еще только предстоит превратить в достойного противника. Единственной силой, которая еще может заставить нас взять этот барьер, оказывается такая эфемерная вещь, как мечта, страстное желание невозможного. Но, к несчастью, сегодня эта сильнейшая пружина человеческой души разъедена ржавчиной «сознательности» и «реализма». (Лазаревич А. Генератор желаний. — Калининград (подмосковный), 1986–1988. — С. 61–62).

Другой автор, Б. Марков, в этом же контексте говорит о новой антропологии в эпоху современной техногенной цивилизации. «Техническая культура породила такое новое агрегатное состояние языка и письма, которое имеет мало общего с традиционной религией, гуманизмом и метафизикой. Техническое письмо не имеет отношения к переносу человеческого в нечеловеческое и обратно. Наоборот, в нем фиксируется объективное, а не субъективное, и при этом ценится все ясное и понятное. В «Письме о гуманизме» Хайдеггер охарактеризовал состояние современности как бездомность и безродность и расценивал технику как посыл бытия, как судьбу. Откровение делает техника, а не дух. То, что Хайдеггер назвал утратой – это характеристика движения экзистенции, в ходе которой произошло запустение Земли.

Именно техника, в том числе и социально антропологическая, выводит человека из нечеловеческого состояния в человеческое. Она не производит отчуждения, как не является причиной перверсий. Технологии, имеющие дело с информацией, открывают путь для ненасильственных отношений, формируют новый тип рациональности, а не игнорируют ее в поисках способов самореализации». (Марков Б. Образ человека в постантропологическую эпоху // Вопросы философии. — 2011. — № 2. — С. 32–33).

Любопытное замечание делает А. Виленкин, уточняя новую парадигму в космологии. Он указывает на совершенно иное место человека во вселенной, чем это представляли себе в эпоху средневековья. Он называет это «прощанием с уникальностью». «В представлениях древних мы, люди, были центром Вселенной. Небо располагалось не слишком далеко, и судьбы людей и царств можно было прочесть по звездам и планетам на его бархатном своде. Наш уход с авансцены начался с трудов Коперника и длился вплоть до конца прошлого столетия. Не только Земля не является центром Солнечной системы, но и само Солнце — лишь рядовая звезда на окраине довольно типичной галактики. И все же нас грела мысль, что на Земле есть нечто совершенно особенное — что это единственная планета с данным конкретным набором жизненных форм и что человеческая цивилизация с ее искусством, культурой и историей уникальна во всей Вселенной. Можно было думать, что эта единственность — достаточное основание, чтобы охранять нашу маленькую планету, как драгоценное произведение искусства. Теперь мы лишились и этой последней претензии на уникальность. В картине мира, возникающей из теории вечной инфляции, Земля и наша цивилизация никак не могут считаться уникальными. По бесконечным просторам космоса разбросано бесчисленное множество идентичных цивилизаций. С этим понижением статуса человечества до абсолютной космической ничтожности наш путь прочь от центра мировой сцены может считаться завершенным». (Виленкин А. Мир многих миров.  — М.: АСТ: Астрель: CORPUS, 2010. — С. 80).

Приведенные взгляды ученых, столь высоко котирующихся в современном научном мире, могут кого-то коробить, кого-то шокировать, но мы вправе задаться следующими вопросами.

— Что мы можем сказать в ответ на предложенную теорию мирового эволюционного процесса? И будет ли этот ответ адекватным запрашивающему рациональному познанию?

— Даже при беглом взгляде на проблему становится ясно, что видимых причин для такого своеобразного «укорачивания» эволюции не существует, поскольку есть очевидные примеры усложнения интеллектуальных электронных устройств. Остается проверить, будет ли нечто такое же в отдаленном будущем, и, следовательно, данная система взглядов на усиление человека имеет ли право быть? В самом деле, почему, исходя из строго эмпирических показателей, мы настаиваем на понимании человека как высшей точки эволюции? Никаких данных, связанных с рациональным познанием и формально логическим образом зафиксированных, в обозреваемом прошлом не наблюдается, что рождает резонные вопросы.

— Есть какая-то серьезная альтернатива существующему взгляду на прогрессистский путь развития цивилизации и если она (альтернатива) есть, то где ее искать?

— Мы имеем основания утверждать, что альтернатива существует, но в несколько «загнанном» виде. В первую очередь, мы имеем в виду высокое искусство и религию. Что касается первого, то оно признается, как несомненное, но не очень влиятельное направление, затрагивающее достаточно узкий круг общественной среды. К тому же, идеи искусства не имеют в мировоззренческих концепциях сколько-нибудь системного и масштабного значения.

Несколько сложнее с религией, поскольку она является универсальным мировоззренческими феноменом, заполняющим собой весь спектр интересующих человека вопросов, и не согласна быть вторичным фактором в общественном сознании, заявляя о себе во весь голос. Этот голос звучит, обозначая внятное противодействие прогрессистской идее. Только религия (конечно же, по преимуществу христианство, ибо никакая другая мировая религия не ведет с трансгуманизмом адекватного диалога), обращаясь к совершенно иным сферам бытия (не естественно-научным), может как-то аргументировать свое видение вопроса. Иные сферы бытия предполагают некоторые духовные свойства, которыми обладает человек и принципиально не обладает машина. Речь идет, прежде всего, о таком явлении, столь свойственном человеку, как любовь и совесть. Последнее предполагает такие монументальные понятия, как добро и зло, подчас, столь релятивно понимаемые естествознанием, что они в конечном итоге, сливаясь воедино, практически полностью аннулируют этику, как онтологическую предпосылку. В итоге можем заключить: никто, кроме религии, не способен привести решающий аргумент, почему именно протеиновые существа являются смыслом и средоточием истории, а не полупроводниковые.

— Таким образом, возникает столкновение двух историософско-мировоззренческих парадигм: с одной стороны — традиционно-религиозный, с другой — прогрессистско-научный взгляды на перспективу исторического эволюционного процесса?

— В известном смысле они сталкиваются в непримиримом противоречии, ибо, с позиции теории прогресса, выход из противоборства не может быть взаимоудовлетворяющим, но, скорее, гибельным для традиционно-религиозной стороны.

Все это понуждает нас более внимательно взглянуть на позицию христианства в этом вопросе и проследить, насколько вескими аргументами оперирует Богооткровенная религия, какой альтернативно-традиционный взгляд она культивирует и насколько этот взгляд конкурентоспособен по отношению к передовым взглядам научного мышления.

Говоря о концептуальных позициях христианского сознания, приходится обращаться к первому и базовому понятию эволюции и определять его отношение именно к данному комплексу космологических представлений, поскольку в нем коренятся наиболее рельефно выраженные амбиции.

Как помним, с эволюцией связано усложнение жизни и дальнейшая бесконечная перспектива развития и с ней же связано сомнение в целесообразности да и в возможности совершенствования биологического организма вида Homo sapiens.

— Как христианство относится к базовому понятию эволюции?

— Следует отметить, что подход к этой проблеме в христианстве достаточно двуединый в том смысле, что он, с одной стороны, признается богословами, так и, с другой, отрицается. Иначе говоря, эволюционные процессы как принцип заложены в акте творения Богом мира и это очевидно, с этой стороны приходится признать его право на жизнь в традиционно-религиозном плане (ведь немыслимо отрицать шестоднев как принцип творения). Однако в то же время эволюционные процессы в Священном Писании никогда не самодовлеюще абсолютны, т. е. они всегда применяются в конкретном отрезке творческих действий Бога, завершаясь велением или креацией по созиданию в мире нового. Все эволюционные процессы в Священном Писании суть отрезки, ограниченные по своему смыслосодержательному этапу. Таким образом, в созидательной творческой воле Божией мы наблюдаем своеобразный синтез двух начал — креативного и эволюционного, что и предполагает открытые двери для исследования христианским сознанием обоих путей. Каким-либо экспериментальным путем установить единственно принятый во вселенной принцип развития не представляется возможным, это вопрос веры, поэтому какие-то основополагающие выводы мы можем сделать, но не на основании предпочтения эволюционной или креационной модели мироздания, а несколько в ином ключе.

— Далее представляется, что обоснование альтернативной наукообразному взгляду позиции должно протекать в русле онтологии, т. е. обращения к основаниям бытия в специфике религиозного контекста?

— Именно так. Что за этим подразумевается, попробуем выразить через обращение к высшим ценностям всего сущего под небесами. Ссылаясь все на того же Стивена Хокинга, следует отметить, что цитируемый автор, несмотря на свой материализм, отдает отчет в том, что высшей ценностью в мире является человек как наиболее сложный объект изучения. «Наиболее сложные системы — это наши собственные тела», — пишет он, и потому альтернативы реальной им (телам) найти в текущий исторический отрезок не представляется возможным. Заметим, Хокинг говорит о телах людей как об органической материи, не больше, мы же предлагаем взять в качестве объекта наблюдения духовную, т. е. нематериальную жизнь этих тел и предлагаем тезис, что ничего более совершенного и ценного в мире не существует. Однако это только половина тезиса. Вторая половина звучит более претенциозно — и не может появиться в будущем.

В качестве обоснования данного положения лучше всего обратиться к наиболее тонким и глубоким проявлениям духа в частности к свойству человека любить себе подобного. Представляется несомненным, что любовь есть высшее проявление ценности в бытии и ничего равного ей не обретается и не обретется в силу бесконечно высокой планки совершенства этого чувства. Спросим себя, существуют ли какие-нибудь прецеденты проявлений более высших и более сложных? Христианский ответ на это будет весьма конкретным — не существует. Наукообразный взгляд ответит на это отрицанием, но обосновать вряд ли сможет, поскольку кроме возможности поставить под сомнение сам факт существования любви или, в лучшем случае, попытаться полностью объяснить ее гормональными реакциями физиологии предложить нечего. Мы позволим себе усомниться в продуктивности подобного подхода. Подобные соображения имеют характер условно-описательный, без попытки подлинного анализа и базируются на голом отрицании, что познавательно-созидательной ценности не представляет. Любой проницательный взгляд, взявшийся за предложенный вопрос, тотчас усмотрит серьезные проплешины в концепции. Понятие о Боге любви, об Искупителе, пожертвовавшем всем ради спасения Своего творения, вряд ли найдут аналог в окружающем мире по сложности описания и глубине смысла. В самом деле, как выше мы уже говорили, когда мы касаемся изучения мира объектов, то самые сложные структуры обнаруживаем в строении человека. Так или иначе, но все остальное в мироздании оказывается значительно проще, примитивней. Мы также выше упоминали, что в дальнейшем возможно моделировать усложнение этих человеческих элементов, но трудность в том, что человек не описывается только средствами науки и сюда подключаются многие другие дисциплины, не научные. К таковым следует отнести антропологическое направление: социологию, психологию, этику, искусство, музыку. Однако они все остаются околонаучными дисциплинами, поскольку выводимые ими законы могут нарушаться по разным направлениям. Это происходит по причине очевидной сложности изучаемого, не вписывающегося в жесткие рамки научной методологии.

Здесь мы говорим о вещах, касающихся внутреннего мира человека, которые, образно говоря, можно хоть как-то пощупать, но когда мы говорим о высших проявлениях духа, в частности о жертвенной любви, которую никакими гормонами не опишешь, тогда появляются вполне зримые основания говорить о ином порядке бытия, в котором материальный мир занимает вторичное, по сложности своей организации, место. В этом случае мы наблюдаем строение бытия в его традиционно-религиозных трактовках как сложного, бинарно расположенного плана духовно-материальной природы. Причем, они расположены продуманно, т. е. внизу, как более инертное образование, располагается материальная часть, предназначенная способствовать переходу всего строения к более совершенному состоянию — преображенному. При такой расстановке перспектива бездонной, как сказали бы адепты кибернетического взгляда на человека, эволюционной спирали вполне зримо раскручивается в бесконечное совершенство, а религиозный взгляд сформулирует это как теосис — обожение.

Все это описано в истории мысли давно — как древней философской мудростью античных времен, так и святоотеческим наследием древней церкви. Духовный феномен таинственен и бездонен: gnosis se auton — говорили древние. За ним не чувствуется предела и исчерпаемости. В сравнении с ним усовершенствование протеиновых или кибернетических структур представляется мелким и ничтожным, более приземленным и медлительным, тогда как воспарение духа (как говорит апостол Павел, «восхищен был до третьего неба» (2 Кор.12, 2)) опознается иными масштабами и совершенно иными скоростями. При таком сопоставлении духовные свойства, развиваясь, точнее преображаясь, обретают совершенно иной порядок развития, а постижение эссенции бытия получает иное измерение.

Представляется, что путь технотронной цивилизации может (выскажем ни к чему не обязывающее предположение) выступать как этакая бесовская заморочка, предпринятая с одной только целью — увести познание человека со столбовой дороги на проселочную, что еще в первой половине ХХ столетия так мастерски было затронуто Л. Шестовым в его последнем предсмертном сочинении Sola fide. Несмотря на все наши фееричные скорости подсчетов элементарных частиц во вселенной компьютерами будущего, они, по сути, могут быть истолкованы как торможение всеобщего процесса становления этого мира и подготовки его к миру горнему. У человека, подчас, цепенеет сознание от успехов ЭВМ, но вполне возможно, что по существу они мало чем отличаются от простейших арифмометров.

Для самостоятельного изучения темы отец Валентин порекомендовал обратиться к следующим источникам:

1. Виленкин А. Мир многих миров. — М.: АСТ: Астрель: CORPUS, 2010.

2. Лазаревич А. Генератор желаний. — Калининград (подмосковный), 1986–1988.

3. Лем С. Сумма технологии. ≈ 1966.

4. Марков Б. Образ человека в постантропологическую эпоху // Вопросы философии. — 2011. — №2.

5. Хокинг С. Пророчество «современной Кассандры». — М.: Известия, 1998.

6. Хокинг С. Стивен Хокинг призывает к апгрейду ДНК. — 2009.  (http://www.newsland.ru/News/Detail/id/383430/)

7. Шестов Л. Sola fide. — YMCA-PRESS, 1966.

8. Mind Children Ханса Моравека, Engines of Creation Эрика Дрекслера,

   Redesigning Humans Грегори Стока, Great Mambo Chicken and the Transhuman Condition Эда Региса