Остановка для людей: о Рождестве Христовом

Мы давно привыкли, но это полная бессмыслица — когда Рождество Христово наступает после нового года. Ведь именно Христос разделил время на две эры — старую и «нашу», новую. Только как следствие Его воплощения наступил первый новый год. Новолетие как гражданское событие занимало минимум места еще в сознании XIX века: Гоголь писал «новый год» с маленькой буквы, подразумевая еще один дарованный Богом год: «Поздравляю тебя с новым годом». Сегодня факт преодоления очередного рубежа отсчета от Рождества Христова затмил собственно самое Рождество, новогоднее празднование приобрело странную, специфичную окраску и с периферии фатально сместилось к центру, потеснив Рождественское. То же происходит и на Западе, где, казалось бы, отсутствует издевательское нарушение хронологии событий Священной истории. Специально для нашего сайта согласился поразмышлять настоятель храма прп. Марона, Пустынника Сирийского (Благовещения), в Старых Панех, протоиерей Александр Марченков.

— Отец Александр, с Рождеством Богомладенца началось новое время — «наша эра», наступил первый новый год. Как связаны два этих праздника?

— Праздник Рождества — один из самых важных, но новый год тоже имеет большое значение, потому что это практически единственный неидеологизированный советский праздник, никак не связанный с революционными событиями, с «первомаем». Новый год — всегда подведение итогов и ожидание чуда, он немного перекликается с Рождеством.

Как в праздник Рождества мы ожидаем чуда душевного наполнения, чуда встречи с Богом, — и к этому нас готовит пост, так и в светский новый год заранее начинается подготовка — к тому, чтобы сделать приятное близким, собраться, побыть вместе, подарить друг другу подарки.

Первого января совершается память прп. Илии Муромца и мч. Вонифатия, иконам которых молятся об избавлении от недуга пьянства. И почему-то именно в новолетие люди считают, что чем больше принять алкоголя, тем достойнее пройдет встреча нового года.

Мы всегда служили 1 января, но так как спать в новогоднюю ночь не удается, совершаем уже около десяти лет ночную полиелейную службу прп. Илии Муромцу и мч. Вонифатию (теперь их мощи есть в храме), и люди традиционно собираются. Стараются заранее посетить и поздравить близких, родных, посидеть за столом. Традиция высиживать ночь и исполнять ритуал, слушая речь Президента и бой курантов, кажется, начинает приобретать религиозный смысл... Президента в любое другое время можно послушать.

Для нас новый год — это и молебен, который по традиции совершается очень давно. Когда мы еще учились в Академии, все духовенство торжественно собиралось в Богоявленском соборе и Святейший Патриарх Пимен сам служил, а мы заканчивали акафист свт. Алексию, митрополиту Московскому.

Это традиция — встречать новый год молитвой, благодаря Бога за прошедший год, прося у Бога помощи на новый год. Я не осуждаю людей, которые еще не воцерковились и для которых этот праздник остается отдушиной — но на верующих ложится особая ответственность: помолиться в этот день за тех, кто еще не пришел в Церковь, и о том, чтобы в нашем Отечестве все меньше становилось недуга, которым оно страдает — пьянства.

Человек — существо многообразное, и разные моменты переживает в жизни — и радости, и скорби. Они перемешаны и в праздновании Рождества.

Бог пришел на землю, и сразу начинается путь страданий, потому что Ирод, зло, — здесь рядом. Приходится с младенцем убегать и жить в Египте в постоянном напряжении. Поэтому, когда человек готовится, пост напоминает о воздержании, о радости сердца при приближении к празднику Рождества.

Это праздник детства. Но детство в каждом человеке сохраняется до конца жизни. Поэтому вступая в Рождество, мы вспоминаем самый радостный период своей жизни — детство, беззаботность, радость и... подарки.

На поздней литургии у нас собираются практически одни дети. Полный храм детей.

Раньше мы стелили ковры в деревянном, специально для этого устроенном приделе, где потеплее лежать, и дети спали во время ночной рождественской службы, их укрывали, родители молились — идилия! Сейчас стало сложнее собраться, и дети приходят на позднюю службу, где поет детский хор. Для родителей — праздник.

— Вы более 20 лет служите настоятелем. Как за это время изменились люди в храме?

— Один из самых важных моментов, и раньше, и сейчас, — чтобы в храме у людей было дело. Тогда храм становится для них ближе, потому что здесь часть их трудов, отношение к храму, переживание за него — другие. Позже появляются человеческие немощи, это естественно.

Человек приходит с энтузиазмом. Потом первый благодатный период проходит, и начинается период борьбы, а потом — период терпения возрастных немощей, и Церковь помогает на всех этапах. Сначала она дает возможность и радость потрудиться, потом сопереживает людям, которым приходится преодолевать те или иные внутренние состояния, — и охлаждение, и борьбу за молитву, и за пост.

Поначалу были люди, которые, проходив два года, говорили: «Мы не понимаем, как может быть трудно поститься? Чего здесь трудного?» Потом, проходив еще пять лет: «Как же стало трудно поститься! Раньше и не думали об этом, а теперь приходится напрягаться». Не потому, что возраст наступает, но потому, что вначале Господь помогает, а дальше дает возможность попробовать то же собственными силами. И оказывается, что все те вещи, которые были очень легки сначала, вдруг начинают казаться трудными. «Ой, а я уже не могу весь пост поститься. Можно мне первую и последнюю недели поста построже, а в середине я ослаблю, потому что мне не хватает сил». Внутренних сил прежде всего!

Для старшего поколения соблюдение и время поста было важно. Помню бабушек, которые подходили и называли два греха, один из которых — выпитая в пост кружка молока. Можно было бы посмеяться: «Что других грехов нет?» Но для них это была настолько важная часть религиозной жизни, что кружка молока воспринималась как тяжелый грех, как измена Богу, измена традиции Церкви, измена наследию, сохраняемому от родителей. Это связывало их с Богом, делало верными Богу.

Очень благочестивая женщина восмидесяти лет тяжело заболела отеком легких, а шел Великий пост. Ей говорили: «Пища не главное, надо силы поддержать. Давайте бульончику?» Она отвечала: «Не могу, потому что с детства соблюдала пост. Мне переступить эту черту, для того, чтобы поправить здоровье? Я просто физически не могу этого сделать».

— Из вашего пастырского опыта, сколько обычно длятся разные периоды религиозной жизни?

— Первые два-три года — благодатный, очень легкий, период в церковной жизни. Может быть, пока человек не приобрел навыка к богослужению. Хотя и это трудновато — надо научиться стоять, вникать. С непривычки начинают болеть ноги, спина.

Примерно через три года человек привыкает спокойно молиться за богослужением, и второй период может растягиваться лет до пяти. Это не значит «с этого года» или «до этого момента», но — приходит привыкание, а с ним и охлаждение к молитве: человек перестает напрягаться. В результате не только Господь оставляет!

Период охлаждения — вина самого человека, потому что он перестает жить напряженной жизнью. В некоторых случаях Господь просто дает посмотреть, что ты собой представляешь. Все зависит от того, насколько энергично сам человек будет преодолевать внутреннее охлаждение. Насколько будет являть свою ревность. Может быть, за счет дисциплины, внешних действий, просьбы о молитвах тех, кто находится рядом с ним, — насколько остро он сам будет переживать это состояние?

Одни люди считают, что оно естественное и само пройдет. А оно может не проходить очень долго, если человек не будет трудиться, стараться читать — по каждому состоянию есть описания у святых отцов: как преодолевать, о чем молиться в периоды охлаждения, почему они бывают, их причины — всё есть.

Если человек интересуется этим, пытается жить религиозной жизнью — он за собой смотрит. Видит: что-то происходит. Начинает советоваться со священниками, искать ответа в литературе и пытается применить на собственной практике.

— Говорят, что можно считать себя воцерковленным через десять лет церковной жизни?

— Что мы понимаем под воцерковлением? Недавно прочитал, что самый страшный грех — общение с «воцерковленными». Потому что иногда (а может, и не иногда?) человек приходит к такому ощущению, что считает себя «воцерковленным» — знающим праздники, как и когда молиться, все правила, но при этом довольным собой, как фарисей. Определил для себя строй жизни и живет этим. Неплохо? Если возникает состояние удовлетворенности тем, как он живет, и человек не ищет ничего больше, для него очень плохо заканчивается воцерковление.

Это страшное состояние, потому что религиозная жизнь — всегда поиск: есть грех, есть проблемы. Они с годами меняются. В разные периоды Господь подает разные ощущения. Из своего опыта могу сказать, что уже не боюсь слов: «Не знаю, как поступить в той или иной тупиковой ситуации. И так плохо, и так. Что хуже или что лучше — не всегда могу определить. Надо набраться терпения и молиться. Тогда Господь, может быть, откроет...»

— Вы даете понятию воцерковленности внешнее наполнение?

— Без внешнего нам тоже никуда не деться. Надо хотя бы внешне научиться соблюдать пост, исполнять правило, привыкать читать Священное Писание... Есть много вещей, которым мы должны научиться внешне. Но за этим всегда стоит цель, и мы должны знать, для чего учимся. С одной стороны, приобретение навыка помогает. Но с другой стороны, помогает только тогда, когда человек не останавливается и пытается заглянуть внутрь себя поглубже.

— Вы с детства воцерковлены?

— Каждый человек имеет свой религиозный опыт. Одно дело — воцерковление по воспитанию от родителей, а другое дело — приобретение пусть небольшого, но своего собственного опыта. За детское послушание — неплохо, но недостаточно: церковность должна подтверждаться личным опытом.

Что мы считаем отходом от Церкви? Перестать ходить на богослужения или ходить каждое воскресенье, потому что дал слово и стараешься выполнять, нравится тебе это — не нравится, есть молитва — нет молитвы? У меня такое было в шестнадцать-семнадцать лет, когда я учился в медицинском училище и ходил на службы, из-за того что дал слово еще в детстве. Семья была церковной. В субботу и под праздники — никаких развлечений. В субботу вечером, даже если не идем на всенощную — молитвенное правило. В воскресенье практически всегда ходили на службу. Это было обязательно: нравится тебе — не нравится, хочется — не хочется, каникулы — не каникулы: ты идешь. Не знаешь глубины, не можешь этого осознать. Тем более, что шло сложное время, когда мы были практически единственными детьми в церкви. Нас было трое.

Был период, когда мы, лет в семнадцать, ходили на Антиохийское подворье, потому что там совершалась самая короткая служба — всенощная за полтора часа.

Конечно, армия многие вещи ставит на свои места: начинаешь понимать важность молитвы, оказываешься в трудных ситуациях — и приобретается личный религиозный опыт, который потом дает свой толчок. Я не был комсомольцем и объяснялся в армии с начальником штаба: «У меня в семье — все верующие, не могу быть белой вороной». Он помолчал: «Понимаем. Только не афишируй». И всё. Вот такая просьба и несколько лояльное отношение в начале 1980-х годов. Я был уже фельдшером в армии, а вернулся — сразу поступил в семинарию.

— Говорят, что критерий воцерковленности — отношение к Божией Матери?

— Отношение к Божией Матери — тоже религиозный опыт. Также, как отношение к святым. Свой личный опыт. Человек убеждается, что Пресвятая Богородица помогает и он может к Ней обращаться как к Матери.

У меня критерий очень простой — когда человек не может пропустить воскресную службу, иначе будет чувствовать себя ненормально. Это — самый главный критерий, а почитание Божией Матери потом становится так же естественным в церковной жизни, как исповедь и Причастие, и почитание святых. В Церкви всё собрано (есть же и Небесная Церковь, и Божией Матери мы молимся всегда!), но недостаточно просто прийти на службу — надо в ней участвовать.

Священномученик Сергий Мечёв говорил, что в праздновании того или иного события мы становимся его участниками, преодолевая границы истории. Однако для того, чтобы это в себе воспитать, чтобы до этого вырасти, — нужно много времени, сил, большая заинтересованность и напряженная внутренняя жизнь у целой группы людей. Этот режим жизни — другой. Мирское наполнение жизни мешает праздновать. Современный городской человек живет в атмосфере постоянной суеты, внутреннего напряжения и только в церкви может в себя прийти! Служба — это остановка, где мы можем почувствовать себя людьми.

Беседовала Александра Боровик