Опыт объединения молодежи на приходе. Доклад на конференции «Духовно-нравственная безопасность молодежи. Воцерковление молодежи как путь к духовно-нравственной безопасности» 12 декабря 2017 года

Православие и молодежь в период постмодерна — не просто одна из необычайно трудных тем, но одна из необычайно тяжелых. Причины такого отношения лежат сразу в нескольких плоскостях — от духовной до социальной.

Во-первых, сама формулировка темы, предложенная для сегодняшнего сообщения, не представляется отражающей существо дела. Объединять можно какие-то мощные социальные агломераты, имеющие очень разнородные идейные направления, обычно это политические процессы, в которые увлекают разрозненные массы, придавая внутренней энергии этих потоков нужную направленность. В нашем случае нет ни масс, ни потоков, нет разнородной идеологии, которую необходимо объединять.

Мне видятся совершенно иные задачи и цели. Возьмем наиболее крупные приходы, в которых есть, например, до ста человек молодежи. Во-первых, даже если молодые люди присутствуют, то, в строгом смысле, не могут претендовать на статус прихожан. Так, не раз приходилось наблюдать относительно крупные агломерации молодежи в храмах на основе какой-то секции, чаще спортивной. Однако молодежь эта носит условно воцерковленный характер. Чаще всего имеет косвенное отношение к систематическому участию в Таинствах и собственно в приходской жизни. По большей части подобные общности обретают вид собрания по интересам, т. е. чего-то наподобие клуба.

Следует заметить, что ничего плохого в этом нет и подобные формы общественной жизни, с определенным отношением к храму, правильно развивать и приветствовать, но — называть своими именами. Среди больших соблазнов и, если хотите, ошибок популярно пытаться клубные интересы выдавать за православную общину, основными характеристиками которой служат постоянное участие в Таинствах, в реальной жизни прихода на долгосрочной основе и при относительно минимальной текучести состава. В этой связи следует отметить часто встречающуюся картину чуть ли не поголовной смены участников такой секции, скажем, в течение года-двух, что указывает на совершенно иную природу явления — не духовную, а социальную, а это совсем разные вещи.

Таким образом, представляется, что надо отложить заумные названия и ученые формулировки и обозначить подлинную проблему нашей Церкви применительно к молодежи и детям. Я специально присоединяю к вопросу о молодежи вопрос о детях — он стоит так же остро. Итак, проблема заключается в том, что у нас катастрофически мало молодежи, мы не знаем, как к ней подойти и как заинтересовать бездонной глубиной православия головы и сердца.

Уточняю, речь идет не о двадцати-тридцати человеках, а о гораздо большем количестве, которое успешно демонстрирует светский мир, собирая громадные массы молодых людей по эстрадно-музыкальному, спортивному, политическому и прочим признакам. У нас ничего этого нет, отставание велико, а его причины серьезны и труднопреодолимы.

Попытаюсь их сформулировать в наиболее общем виде. Видятся три базовые проблемы по отношению к вопросу о молодежи: 1) ничтожное количество, 2) методологический аспект и 3) прививка молодому уму любви к православию. Оставим в стороне первый тезис и сосредоточимся на двух оставшихся, ибо в них содержится ответ на первую и главную проблему из означенных трех.

Методологические основания или, другими словами, каким путем привлечь молодежь в православные храмы?

Трудность заключается в том, что некуда смотреть, не у кого учиться и не с кого брать пример, потому что опыт у русского православия почти полностью отсутствует. Есть история и практика молодежного движения «Синдесмос» («Sindesmos»), образованного в 1947-1952 годах студентами из православных церквей Западной Европы, но там все протекало и протекает совершенно в иных политических, этнических и социальных условиях. Однако прибегать к этому опыту безусловно нужно. И остается собственно наша настоящая жизнь с теми примерами не церковного, а светского характера, которые имеют место. За отсутствием другого приходится смотреть и обращаться туда, к тем общественным движениям, которые работают в полную силу и довольно успешно. Они могут быть рассматриваемы в качестве определенных аналогов молодежной жизни, психологии, интересов и бытовой практики.

Для начала попытаемся определить самое важное — что собой представляет устройство современного молодого мышления, в его психологической и познавательной потребностях.

Оно клиповое, заряженное на многообразие, очень зависимое от существующего тренда (моды), оно сетевое и сильно погружено в виртуальную реальность (интернет-сообщества, если не сказать, что всецело от них зависит), наконец, оно крайне технично, а все серьезно-гуманитарное располагается на втором плане. Означенные характеристики работают и собирают огромные массы, «заваривая» интересы и вектор движения молодежных сообществ.

Вопрос к нам: казалось бы, бери эту методику на вооружение и будет успех? Однако здесь все стопорится. Перечисленные качества с православной точки зрения являются отрицательными. Соответственно, при работе с молодежью означенному перечню объявляется война, и его вытесняют из оперативного действенного пространства. Причем, военные действия ведутся самым энергичным и одновременно неэффективным способом — перечисленные устремления и интересы просто запрещаются, а взамен либо ничего не предлагается, либо предлагаются очень устаревшие вещи.

Внешне подобная позиция выглядит резонно: есть православие, есть его вечные смыслы, рождается соответствующий вопрос: разве существуют более важные вещи в современном мире, ради которых мы могли бы этим поступиться? Ответ отрицательный. Таких вещей нет, и отсюда следует вывод: применять то, что благочестиво и освящено традицией. В результате получаем практически непригодную методику, поскольку в ней не хватает самого главного — действенности наших усилий, т. е. — результата.

Теперь очередной вопрос: чего стоит эта действенность, другими словами, есть ли основания для того, чтобы за нее бороться? Вопрос очень трудный, поскольку перед нашими глазами масса католических и протестантских примеров, слишком многое разменявших во имя этой действенности и слишком многое потерявших. В этой ситуации перед нами лежит трудный выбор: либо идти по пути западного модернизма, либо уткнуться в регрессию отечественного старообрядчества, исчерпывающе показавшего, чего стоит противоположный путь.

Следует признать, что выбор, предпринятый старообрядчеством (не обращать внимания на действенность) приводит к обыкновенному вырождению: нет ни подлинного благочестия, ни обновления. Заметим, что пример старообрядчества интересный, очень нам близкий и необычайно наглядный. У нас, в православии, можно встретить подобные направления, актуализирующиеся в небольших приходских общностях.

В связи с этим, имея вполне просматриваемую перспективу негативных результатов, необходимо двигаться в другую сторону — получается, в сторону модернизма, что, в целом, нам не очень подходит, ибо будет изменой традиции и отеческому у наследию как главному нерву православного «мейнстрима». Здесь видится основная трудность: с одной стороны — протестантский модернизм, с другой — старообрядческий фундаментализм.

Описав трудности методического параметра в вопросе о молодежи, скажем и о второй проблеме, которую мы обозначили тезисом: «прививка молодого ума к бездонной глубине православия». Здесь видятся следующие сложности.

Исторически в православии не сформировалось переходной части от простого к сложному. Хотим мы того или нет, но в русской духовной традиции нет ни простого, ни переходного. Есть только сложное. Затруднительно сказать, почему в святоотеческую эпоху не выработалось подхода к детско-юношескому кругу. Точнее, можно сказать, но лишь в качестве прикидки к древней эпохе, т. е. предположительно. Такого подхода не выработалось, ибо жизнь была очень коротка и сопряжена с большими испытаниями в виде болезней, лишений, трудно добываемого хлеба. Было не до этого, превалировали другие жизненные требования.

Позднее, ближе к Новому времени, когда можно было начать это делать, т. е. в XX веке применительно к нашей истории, тоже было не до этого по историческим, вполне понятным, причинам.

Остается двадцать семь с лишним лет, считая с эпохально для нас значимого 1990-го года по сию пору, однако за это время создано одновременно и мало, и много. Мало потому, что не видно особенных результатов, много потому, что практически вся Русская Церковь трудилась не покладая рук и воздвигла фундамент, который во многом сможет воздействовать в будущем, если в ближайшее время будет осуществлен ряд прорывов.

Итак, от чего мы отталкиваемся при постановке работы с молодежным сегментом общества? Бесспорно, от богослужения: оно является тем фундаментом, который определяет православную жизнь. Что мы делаем, по большей части, с молодым человеком, приходящим в храм? Отправляем его либо в алтарь, либо в хор, либо убираться и украшать храм, либо просто стоять молиться. Как должно быть понятно, всё это — запредельно трудные вещи для молодого ума и эмоциональной темпераментности молодого организма. Хотим мы того или нет, наше богослужение крайне трудно и во многом «зашифровано» в символических и сакральных знаках и формах. Пока начинают понимать и чувствовать его благодать, как раз наступает сорокалетний возраст, а до того предлагается тяжелый труд.

Есть еще вариант занятия молодежи, о котором вскользь я уже говорил — организовывать спортивные, искусствоведческие, туристические, театральные кружки, но, как показывает практика, они, по большей части, не имеют отношения к богослужению и молитвенной практике.

Здесь обозначаются ножницы, безжалостно режущие нашу церковную жизнь на мало православные по отдельности лоскуты. Она подвергается угрозе стать клубной. Как говорилось, это совсем не плохо, но не применительно к сущности Церкви, которая будет выходить в этом случае из своего содержательно-канонического поля. При дальнейшем рассмотрении вопроса трудности будут множиться.

Дополнительная проблема заключается в том, что традиционные формы богослужения совершенно не работают в современном общественном сознании.

Что такое проповедь, и кто может ее услышать? Говоря современным медийным языком, проповедник в наших условиях, это говорящая голова, т. е. наихудший вариант из возможных в плане подачи информационного материала в разнообразии, выразительности, запоминаемости и привлекательности. Так, в современных информационных технологиях просто никто не делает. Это означает нулевой выход. Далее, кто ее может услышать? В наиболее стандартном варианте — сто пятьдесят человек.

Помножьте на четыреста действительно работающих храмов и сравните со стандартным блогом, имеющем посещаемостью в сто тысяч в день (что считается крайне мало). Другими словами, наше богослужение действует в очень ограниченном диапазоне. А если мы осложним картину вопросом о нашей молодежи (сколько и как они слушают), то получим и вовсе удручающий результат.

В заключение скажем, что описанная проблематика выявляет острые темы нашей жизни и животрепещущий вопрос о молодежи, который, по сути, есть вопрос о нашем будущем. Что делать с этими, часто мало разрешимыми вопросами,?

Первое и самое основное — не стремиться к дутой массовости. Показатели есть такие, какие они есть на самом деле. Мы знаем, каковы были показатели православного исповедания молодежи Российской империи, и также знаем, что из этого вышло.

Далее, мы говорили о свойствах современного юношеского мышления (клиповость, виртуальность, техничность, интернетность): при всей фатальности для традиционного православного мирочувствия, его не следует запрещать огульно. Необходимо активно осваивать современное информационное поле. Если хотите, надо придумывать методы, с помощью которых христианство переваривало бы новые формы коммуникации в плавильном котле традиции и новации. Это, в самом деле, трудно, но не труднее, чем было в далеком прошлом превратить пантеон Рима во Всесвятский храм.

Далее, необходимо понять корень той проблемы, из-за которой молодежь не задерживается в наших приходах. Христианство утратило свою, генерирующую идеи, силу? «Такого не может быть, потому что не может быть никогда», и время постмодерна, бросая наиболее контрастные вызовы христианству, должно получить адекватный ответ на свои вопрошания.

Возьмем нашу, Российскую, историю XIX века, что она такое в нашем контексте? Как любят говорить по этому поводу, Пушкин не знал преподобного Серафима Саровского, и тем как бы показывают минимальное влияние Церкви на общество, их оторванность друг от друга. Нельзя сказать, что ложное замечание, но и не совсем верное. В то время Церковь еще действует на все сто процентов своей, генерирующей идеи, силой. Кто такие были А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, В.А. Жуковский, Ф.М. Достоевский, А.К. Толстой и далее по списку? Это — насквозь христианская традиция в преломлении современности. Именно тот симбиоз, который мы ищем и который нам не снился. В золотом веке России духовно-интеллектуальная сила Церкви в этих личностях звучала и работала, создавая культуру. Отсюда взялся и серебряный век, столь монументально возвысивший свой голос и на Западе, в том числе, в литературе, поэзии, философии, богословии, филологии.

Именно здесь коренится наша проблема (отсутствие подобных имен в Церкви) и здесь же — ее решение, поскольку в период оттепели 70-х годов ХХ столетия признаки сильной литературы христианского извода звучали — Ю.М. Лощиц, В.Г. Распутин, В.П. Астафьев и другие. Иными словами, необходимо возрождать плеяду креативных людей в христианском лоне. Для этого надо деятельно образовывать свою среду, не стыдясь учиться у внешнего мира тому глубокому, что в нем есть.

Следует упомянуть, конечно, сферу образования. На базе воскресных школ необходимо обращение к просвещению в самом широком смысле этого слова. Действительно, образовательная подготовка у нас в православии приближена к нулю, и тем более важно вспахивать подготовительную почву, тот искомый «гумус», который позволит в дальнейшем взойти необходимым росткам культуры. Это тоже сложно сделать. Молодежь необходимо получить в наши воскресные школы, но как это сделать? Приходящие учиться должны услышать очень организованную подачу материала, основная задача которого есть раскрытие познавательного горизонта, где заработает сокровищница церковного Предания. Материал должен быть построен необычайно интересно с учетом всех технологических и гуманитарных ноу-хау современности. Даже небольшие признаки заурядности погубят все дело.

Воскресные школы должны заинтересовать молодежь и осуществить предварительную подготовку, побудить слушателя двигаться в ПСТГУ, в РПУ, в семинарии. В этом сегменте социального служения Церкви закладывается развитие и преобразование окружающей общественной среды.

Наконец, последний и, может быть, наиболее важный вопрос о детях из православных семей. Печально, но факт остается фактом: в подавляющем большинстве дети из православных семей покидают Церковь, как только позволяет миновавшее совершеннолетие или раньше. Это — большая проблема, которая умаляет надежду на преемственность поколений, считающуюся одним из самых надежных параметров воспроизводства. О чем это говорит?

О неправильной прививке культуры православия на душу ребенка и об отсутствии в храме (приходе) необходимых условий для комфортного существования и нормального развития этого возрастного круга. Не надо прикармливать, не надо заставлять — надо заинтересовывать, а т. к. в православии все трудно (богословие и аскетика), то средства заинтересовывания должны быть на ярус выше, чем в других местах. Необходимо на основе богослужения, всегда остающегося центральным в духовной жизни, создавать необычайно многообразные анклавы развития: спортивные, искусствоведческие, литературные, театральные, кинематографические, электронные ресурсы.

Наибольшая сложность с последними может быть обозначена как «Церковь и компьютер». С этим совсем тяжело. Как правило, мы констатируем крайний вред для молодого человека от увлечения компьютером. В последние годы явление переформатировалось и получило несколько другое название — «Церковь и телефон», поскольку компьютер таковым во многом компенсирован. Нам надо понять одну вещь: это — навсегда, и обычные запрещения бесполезны в борьбе. Это все равно, что сказать алкоголику: «Не пей!» «Может, не дыши?» — ответит тот.

К сожалению, проблема вырастает до аварийных размеров. Мы просто не понимаем, до каких масштабов природной интеграции все дошло. Современный молодой человек органически не может жить, не перебирая кнопки телефона-компьютера. Единственный выход — вторгаться в мир электронного программирования и преображать его творчески, как это было сказано выше в связи с римским пантеоном. Если тогда христианству удалось, то, следовательно, сейчас тоже можно.

Пока в этом сегменте ни у кого ничего не получается, но не значит, что не получится. Понятно, что строкой Иисусовой молитвы на мониторе проблема не решится. Надо помнить, что совсем недавно была крупная проблема в православных издательствах, связанная с технологией выхода в свет священных и богослужебных книг. Она успешно решилась, издательства сегодня функционируют исключительно на электронной технике и электронных ресурсах. Так и в других сегментах. Речь идет о виртуальном пространстве интернета, выводящего человека из подлинной реальности. Противостоять ему надо умно, наполняя пространство глубокими смыслами, перерождая в реальность, наполняя ее Христовым светом.

Завершая предпринятые наблюдения, приходится сказать, что мы сильно запаздываем с вопросом о молодежи, который должен был встать очень давно и на нужном уровне. Пока он (уровень) достаточно примитивный. Необходимо вдумываться и учитывать юношескую психологию, и решать задачи с учетом данного фактора. Работа, которая требуется, предполагает очень тонкий, последовательный и вдумчивый метод. Никаким нахрапом и дилетантскими наскоками цели не добьешься. Это работа на десятилетия усидчивого труда, но Господь помогает, и нам следует прислушиваться к Его промыслу, и только тогда наше будущее будет выкристаллизовываться в позитивных характеристиках. За это будущее, имя которому — молодое поколение, надо побороться. Работа трудная, но в случае успеха необычайно благодарная.